заботливо подставляла тѐтя Фатима, я уселась в кресло перед телевизором, предварительно обложившись семейными альбомами и отобрав несколько видеокассет. Я боялась остаться одной, мне хотелось окружить себя тѐплыми воспоминаниями.
До самого утра я листала семейные фотографии и просматривала видеокассеты. Я смотрела видеокассету, где я сидела рядом с Азером на свадьбе Фидан. Господи, он ведь совсем близко: стоит только протянуть руку! Неужели всѐ это было правдой? И неужели то, что произошло со мной, тоже правда?! К несчастью - да, и ничего невозможно было поправить или изменить... Вот если бы можно было повернуть время вспять... На той свадьбе Азер серьѐзно сказал мне в ответ на предложение потанцевать:
- Айка, понимаешь, несолидно брату веселиться на свадьбе сестры. Чему радоваться-то? Она ведь уходит в чужой дом, и неизвестно, какая еѐ ждѐт жизнь. Я обязан быть сдержанным и степенным...
А ведь он был намного младше сестры! Тем не менее, он всегда всѐ знал, мой любимый! Как же мне было не гордиться им! А самым главным была переполнявшая меня гордая уверенность в том, что моѐ счастье незыблемо, ибо с таким мужем, как Азер, можно жить, как за каменной стеной. Самой высокой и прочной стеной в мире, за которой я была в безопасности, пока... не попала в златоглавую столицу... Я разрыдалась...
Я жадно вглядывалась в старые, слегка пожелтевшие фотографии: вот она, я, кудрявая большеглазая малютка в кружевах, которую бережно держат мои светящиеся от счастья неправдоподобно юные и красивые родители... А здесь я уже трѐхлетняя, на новогоднем празднике, сижу на коленях у моей счастливой матери рядом с белобородым Дедом Морозом, которого слегка отстраняет мой сияющий отец в норковой шапке... А вот опять я, уже пяти-шести лет от роду, верхом на пони в зоопарке, а рядом - гордый Азер в костюмчике.... А на этой фотографии в цирке мы с кузинами стоим, насупившись, потому что смешную обезьянку в джинсовом костюмчике дали подержать только Азеру! А здесь я уже постарше, в балетной школе, в белоснежной пачке и с собранными в пучок волосами, исполняю какое-то сложное па. А вот мы всей семьѐй на даче у дедушки Ибрагима, такие счастливые и беззаботные... Я тяжело вздохнула. Уже светало, и я незаметно для себя уснула над фотографиями. Проснулась я от толчка, словно разбуженная чьей-то невидимой рукой. Было около семи... Пора!
Глава 77
В восемь утра я уже подходила к отчему дому, чтобы, укрывшись за деревом, взглянуть на своего отца, который по обыкновению отвозил сыновей к нянечке, потому что Дильбер-ханым работала в Академии Наук. Вот он вышел из подъезда, одетый с иголочки, такой же стройный и подтянутый, как в молодости, только уж очень седой... Интересно, вспоминает ли он меня? Скучает ли? Знал бы мой несчастный отец, что произошло с его единственной дочерью в коварной Москве... На секунду захотелось подбежать к нему, прижаться и выплакать всю свою боль, потому что он сильный и всегда знает, как быть...
Но я не сделала этого. Я не стала перекладывать на его плечи тяжесть своих мук, пусть папа проживѐт ещѐ несколько счастливых дней в неведении. Он ведь ещѐ ничего не знает, не думаю, что мама когда-нибудь осмелится позвонить к нему. Мама никогда не сможет сказать ему, что его дочь обесчестил еѐ родной брат. Бедная моя мать, наверное, проклинает себя, что позволила состояться этой родственной встрече.
А ведь всѐ было так замечательно задумано! Они с отцом придумали чѐткий план, согласно которому я должна была попрощаться с бабушкой Гретой и оправиться от тоски, живя рядом с родной матерью. Но план моих несчастных родителей рухнул, как карточный домик, потому что у толстомордого Рубена неожиданно проснулись сыновние чувства, и он прикатил в Москву...
А папа раньше, чем через два дня, матери не позвонит – такой у них условный срок: созваниваться по пятницам. Сегодня ещѐ только среда. Живи спокойно эти два дня, отец! Я глядела на его сыновей, моих кровных братьев, Ибрагима и Гусейна, продолжателей отцовского рода. Дедушка Ибрагим всегда жалел моего отца, говоря, что несчастному Мураду Аллах не дал сыновей, которые проводят его в последний путь на своих плечах. По понятиям дедушки, не было в жизни отца большего несчастья, чем быть вынесенным из дома на плечах чужих сыновей. Самого-то дедушку Ибрагима подняли и вынесли из дома на своих плечах сыновья, а наравне с ними поддерживал гроб его внук и продолжатель рода, Азер, собиравшийся стать моим мужем... Когда дедушка жалел моего отца, меня подмывало страстное желание успокоить его, поделившись, что Азер, мой будущий муж, заменит папе сына, ведь хороший зять – это тоже сын, но девичья скромность не позволяла мне делать такие признания.
Как гордился бы дедушка Ибрагим, узнав, что у отца моего родились сыновья, которые в положенный срок не дадут чужим рукам поднять его гроб! В этот момент я любила своих единокровных братьев так сильно, как никогда прежде. Как хорошо, что они у него есть! Я не успевала вытирать струившиеся ручьями из моих глаз слѐзы. Старшая же их сестра не оправдала надежд отца... Папочка мой! Дорогой, родной, добрый мой человек! Прости, что я не уберегла самое главное – твою честь... Но ты не знаешь главного: есть один человек, который на неѐ имеет не меньше прав, чем ты. Этот человек – мой законный супруг Азер, признанный только небесами. Его я подвела ещѐ больше, чем тебя... В этот момент отец, рассадив шалунов в машину, отъехал, а я отчаянно зарыдала им вслед....
Всѐ! С самым трудным покончено. Хотелось ещѐ увидеть тѐтю Фатю, но это рискованно - я слишком люблю еѐ и могу сорваться. И поэтому: полный вперѐд! Дальше – начинался театр одного актѐра. Я долго выбирала такси, пока, наконец, не встретила тот вариант, который соответствовал бы моему плану: еле дышащий «Москвич» старого образца с отбитыми залатанными дверцами, которым управлял пожилой согнувшийся человек с кепкой на голове, подходил мне, как нельзя больше. Я остановила машину и попросила водителя-частника отвезти меня в сторону моря, внутренне моля его согласиться. Старик заломил высокую, на его взгляд, цену. Я усмехнулась: он еще не знал, какой подарок ждет его от той, для которой деньги больше не имели никакого значения. Отчаянно крутя отломанную ручку на дверце, в надежде открыть окно,
